#ДАЛЬНЕВОСТОЧНЫЙ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ ОКРУГ

Корреспонденты подкаст-станции «Ваши уши» встретились с Дмитрием Анастасовичем Березским, геологом, 30 лет проработавшим в Тенькинском районе Магаданской области, прошедшим войну, немецкий плен, ссылку на Колыму. Говорили о войне, плене, лагере, человечности…

Дмитрий Андреев
Арсений Гарипов
( г.магадан)

Поделиться

– Дмитрий Анастасович, прожив целый век, вы можете сказать, что самое главное в жизни?

– На этот вопрос ответить трудно. Видите ли, у меня жизнь ненормально сложилась. Нормальная жизнь у моего сына: родился, в школу пошел, окончил, в институт поступил, окончил, работать пошел, женился, семья, путешествия, хобби… А у меня этого ничего не было. Окончил в деревне семь классов. Надо было поступать учиться дальше, а я не мог, – был Сталин, общество классовое: одних принимали, других – нет. Меня не принимали, потому что отец был священником, считался «нетрудовым элементом», то есть несоветским человеком. Священники были лишены права голоса, были вне закона. Допустим, нам в деревне в магазине ничего не продавали; можно было купить махорку, керосин, а больше – ничего. Налогов сколько хотели, столько и драли. Ни на какие собрания не пускали. Детей не принимали учиться ни в институт, ни в техникум. Сестра отца достала мне справку, что я на ее иждивении, и меня приняли в 8-й класс в Одессе. Потом она переехала в районный городок, там я закончил 10 классов. А потом Сталин все-таки скумекал и где-то сказал, что дети за отцов не отвечают, и стало возможным, как и теперь, поступать на конкурсной основе на общих правах.

Дмитрий Андреев
Арсений Гарипов
( г.магадан)

Поделиться фото

Когда на 5-й курс я перешел, война началась, все поломалось. Ушел на войну. Попал в плен. В Германию завезли меня. Из Германии – прямиком на Колыму. В плен я попал в конце 1941 года в Харьковской области. Лагерь в Полтаве, тысяч 20 там было пленных; там я был месяца два. Кого на работу берут, – тех кормили, поэтому на работу шли. А так в лагере ни хрена не кормили. В 1942 году нас перевели в Харьков, а потом в Германии оказался до конца войны. Дольше всего я был в Верхней Силезии, это теперь Польша; войну закончил в Судетах, это теперь Чехия. Там был рабочий лагерь. Скажу так: если сравнить лагерь колымский и лагерь немецкий, то там было получше. Может быть, там кормили похуже, но не было рабочей нормы. У нас же на Колыме норма; если ты ее не выполнил, то пайка урезается – силы уходят, значит, ты еще меньше сделаешь. Кончается тем, что ты вообще доходишь (Доходягой в лагерях называли крайне изможденного, обессилевшего человека. – Ред). А нормы на Колыме были приличные. Немцы покрикивали, могли и палкой ударить, но чем было ближе к концу войны, тем немцы были доброжелательнее. А после освобождения собрали нас, в эшелон и через весь Советский Союз на берег Охотского моря. Лагеря транзитные. С вагона на пароход… Оказался в качестве спецпоселенца на руднике им. Белова. Там вскоре и освободили, выпустили без денег. Заключенным же зарплату не платят, а платят, так называемое премвознаграждение, – это какая-то, может быть, десятая часть зарплаты. За полгода два раза я получил по 100 рублей. Когда нас выпустили, денег не было даже чтобы продукты купить. Поэтому кто где работал, так и остался работать, только уже не заключенным, а вольнонаемным. На базарчик пошли талоны продавать, я лично продал талоны на сахар и купил продукты. Еще в Магадане нам выдали зимнюю ватную одежду, мы в ней и проходили зиму, лето, а как выпустили, мы в тех же ватниках, а на следующую зиму уже ни валенок, ничего не было. У новых заключенных выменивали себе одежку. – Что молодому поколению нужно знать и помнить о годах войны, о годах лагерей?

– Думаю, что не мешает все помнить. Безусловно, ваше поколение сделает свои выводы и оценки. Мы смотрим на прошлое по-своему, а вы должны смотреть по-своему. Прошлое никуда не денешь. Не знаю, как его теперешнее поколение оценит, – что это было? Конечно, годы были очень трудные. Колыма, Севера осваивались заключенными, сейчас это в прошлом, жаль только, что многие прииски закрываются, людей стало на Колыме много меньше.

– Как вы оцениваете прошедший период существования СССР? – Я оцениваю весь 70-летний период советской власти отрицательно. Сталин правил 30 лет. Что он хорошего сделал? Народ толком не жил, это были годы кошмара. Народ не работал, а боролся, постоянно план выполнял. И всегда надо было подождать: вот где-то там будем жить хорошо, а сейчас надо переживать трудности. Хотя люди при советской власти образование получили… Сейчас нам опять говорят: «Потерпите». А у человека одна жизнь, не две. Сколько он должен терпеть? Я терпел 90 лет. Вытерпел. А репрессии… Народ уничтожали, и все. Возьмите Колыму – сколько там погибло народу. Чем это можно оправдать! Даже если брали людей только для того, чтобы они там работали, так ведь можно же было сделать по-человечески, и они бы работали. А везли не столько для того, чтобы работали, сколько для того, чтобы мучились и умирали, подыхали... – Как жестокие условия влияли на людей? Закаляли? – Ну вот привезли нас на Колыму. Не судили. С полгода я работал за проволокой за мехцехе, там выход свободный был через проходную. А через полгода нас распустили, взяли подписку – отработать шесть лет на поселении; я не имел права выбирать место жительства и место работы; я должен был работать именно на том месте, куда пошлют. Получал только оклад, без льгот, без надбавок.

Дмитрий Андреев
Арсений Гарипов
( г.магадан)

Поделиться фото

Сразу после войны была карточная система, нормы маленькие; выпустили из лагеря в никуда. А когда нас из лагеря выгнали, на наше место заключенных привезли, а у нас на всех одна палатка драная. Был уже октябрь, холодно, морозы. Ничего нет, по карточке в столовой еще хлеб дают, но варить негде, да и ни в чем, ни посуды, ничего. Палатка большая, но всех не вмещает, поэтому работали в две смены: одни спят, другие работают. А холодина такая, что не выспишься, если только у печки. Поучилось так, что на воле стало еще хуже, чем за проволокой, – там хоть кормили. А народ голодный, злой, ворует; идешь на работу и все с собой несешь. Начали доходить, цинга началась, ходили, как скелеты. Потом, правда, ожили.А работа какая: или руду добывали в шахте-подземке, или на обогатительной фабрике. Зимой морозы сильные, фабрике вода нужна, но она замерзает – все останавливается, простои, а раз простои, то и зарплаты нет, а без денег ничего не купишь.Потом я попал в геологоразведку, образование получил в горном техникуме, а там уже пошел продвигаться по специальности. 30 лет пробыл там.– Какие у вас счастливые воспоминания? – Скажу так: вспоминается в основном хорошее. Трудные годы – их не забудешь, конечно. Шесть лет была ссылка, мы не могли переезжать, менять работу. Но я когда уже в геологии работал, тачки не катал. У меня и подчиненные были, техники-инженеры. А когда ссылка кончилась, я уже ничего не менял, все 30 лет проработал в одной экспедиции на Теньке на одном месте.

– Геология сегодня умирает? – Нет, конечно, не умирает. Сейчас работают не на тех рудах, на которых мы работали. У нас на Омчаке на руднике им. Матросова или особенно на Белова суточные пробы были сорок граммов на тонну – это сумасшедшее содержание. А сейчас, наверное, один грамм. Зато теперь перерабатывают в сотни раз больше руды. Раньше один-два прииска добывали золота столько, сколько сейчас вся Колыма дает. Геология становится другой. – Вы прошли войну, плен, ГУЛАГ. Как думаете, что помогло вам не сломаться? Какой внутренний стержень или мысль о том, что рано или поздно это должно закончиться и начаться нормальная жизнь? – Я над этим думал. Хотелось жить, во-первых. Были моменты, когда сознание работало так: не выживу. На прииске им. Белова я дошел, можно сказать, окончательно. Цинга. Не ел же ничего. Один талон в день на хлеб в ларьке, два нельзя, а то весь хлеб бы съел и подох бы. Значит каждый день пайка хлеба была. Однажды у меня украли хлебную карточку, а до конца месяца было больше 10 дней. Мог бы пойти к начальству просить аванс. Никуда не пошел… Я по примеру ребят, которые работали на руднике, а по дороге заходили в лес, брали сухие дрова и меняли на поселке на хлеб, взял топор, срубил большую лиственницу, еле допер, понес прямо в пекарню. Пекарь меня еще заставил попилить и порубить. Хлеба он мне не дал, но хлеб же в форме кирпичей, тесто когда льется, то запекается с переливом. Эти куски потом обламывают. Он мне кусков этих дал прилично, и я их делил, дотянул кое-как до конца месяца. В поселке была баня, но нас туда не водили. Как-то пошли мы с товарищем в баню погреться. Мыла нет. Мы – доходяги, кожа да кости. А там парятся, видимо, охранники, упитанные дядьки. Посмотрели на нас и говорят: ну если эти до весны доживут, так и хорошо. Но повезло, когда дошел окончательно, пошел к фельдшеру. А он говорит: «У меня квота, нет мест, а вот со следующего месяца я тебя отправлю в больничку». Иду в барак, рабочий день кончился, темнеет рано. Навстречу мне идет главный инженер рудника. Я его остановил, за пять минут всю биографию рассказал. Он привел меня в контору, сказал секретарю написать мне направление в химлабораторию лаборантом. Я ожил сразу. Тепло, думаю: заживу. Но проработал там неделю, пришел приказ отправить нас в геологоразведку.

Дмитрий Андреев
Арсений Гарипов
( г.магадан)

Поделиться фото

– Можно сказать, вас спасала житейская находчивость. – Ну да. Когда нас привезли в шахту, надо было тачку с рудой катать на одном колесе по доске. Попробуй ее прокатить. Если она слетит – ее хрен поставишь. Я так день-два поработал и понял, что мне хана. Да и мы, еще пока нас везли, дошли напрочь. Что меня держало? Наверное, жадность к жизни. – Сложно было привыкнуть к нормальной жизни после всего, что вы прошли? – К хорошему привыкаешь быстро. – Как вы восприняли развал Советского Союза? Вы были рады, что этому пришел конец? – Я так не люблю Советский Союз, но когда он пропал, мне жалко стало. Я же все-таки советский человек. – В чем секрет вашего долголетия? Спортом занимаетесь? Диета особенная?

– Во-первых, гены, у меня среди предков есть долгожители по женской линии. Прадед прожил 90 лет, бабушке было 84 – ее бомбой убило, она еще бы жила. Мама мало прожила, ей было 33 года – умерла от тифа, а две ее сестры прожили по 100 лет. Так что гены хорошие. Во-вторых, надо нервную систему беречь, попусту не волноваться. У меня нет врагов, для меня каждый человек хороший, даже те, кто меня обижал в лагере. Главное – не помнить зла. А спортом в моей жизни заниматься было некогда. Диеты никакой – ел что было. Много голодал, может быть, это и помогло.

Понравилась работа? Голосуйте за неё лайком!

Поделитесь этим материалом в соц. сетях