#УРАЛЬСКИЙ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ ОКРУГ

Это второе интервью с волонтером-наставником Фонда «Счастливые дети». Цикл интервью начат весной 2019 года и продолжается в настоящее время. В конце материала вы сможете найти ссылку на первую публикацию автора.

Алексей Кобелев

Мужчин среди волонтёров Фонда «Счастливые дети» гораздо меньше, чем женщин. Тем интереснее поговорить с одним из немногих и узнать историю взаимоотношений наставника Алексея Кобелева и его подопечного, 10-летнего Максима.

Наталья сойнова
(Г. красноярск)

Поделиться фото

— Алексей, первый вопрос – стандартный, но, отвечая на него, человек как раз и начинает рассказывать свою индивидуальную, личную историю. Как вы узнали о Фонде и о возможности стать волонтёром-наставником и чем вас эта возможность привлекла?

Алексей:

Вряд ли я смогу вспомнить, как и когда узнал о Фонде впервые — ощущение, что знал о нём с самого начала на протяжении всех пяти лет его существования. И также с самого начала имел в виду возможность наставничества: если будет больше свободного времени, то почему бы и нет? Я много лет работаю с детьми по роду своей профессиональной деятельности — я тренер-педагог грудничкового и раннего плавания, плаваю с малышами, которым нет ещё и года, некоторым всего месяц-два. И вот когда наблюдаешь таких маленьких деток, понимаешь, сколько в них врождённой, природной мудрости. А то, какими людьми они станут, – зависит от нас, взрослых. Я считаю, что педагогика — это основа основ вообще всего, всей нашей жизни: наша политика, наша экономика, наша экология – всё идёт от педагогики, от образования, от воспитания. Но если в семьях ответственность за воспитание детей возложена на родителей, то в детских домах дети, грубо говоря, просто содержатся, и никто особо не занимается развитием в них доброты, человечности, прочих высоких нравственных качеств, а потому участие в воспитании этих «ничьих» детей особенно необходимо. Такими мотивами я руководствовался. И около двух лет назад, когда у меня действительно появилось время, пришёл в наставничество, для меня это был логичный, естественный шаг — по убеждениям, по велению и зову души.

— Как произошло ваше знакомство с Максимом?

Алексей:

Когда я впервые шёл в детский дом, я был преисполнен радужных надежд и ожиданий, думал, меня встретит милый ангел. Прихожу — ко мне вместо ангела подбегает сущий чертенёнок, маленький, худой, шустрый, как юла, с огромным синяком под глазом, так, что сразу понятно: он и подраться не прочь, и вообще разбойник ещё тот. Но, когда я узнал Макса поближе, выяснилось, что всё-таки ангелом он тоже может быть. Он очень парадоксальный мальчик и не перестаёт меня удивлять: то он целиком на тёмной стороне — с драками, с разрушением всего, что попадает под руку, с самобичеванием, даже с суицидальными мыслями, то становится абсолютно светлым, позитивным, тянущимся, как и все дети, к любви, к добру. И, наверное, главная цель моего наставничества – пробудить в нём эту тягу, утвердить его в мысли, что мир изначально добр, а жизнь прекрасна, нужно только суметь это увидеть.

— Как думаете, у вас получается? — Конечно. Дети не могут не откликаться на искреннее внимание, на тепло. И даже если ребёнок проявляет агрессию — это не потому, что он плохой, он просто не умеет по-другому, его не научили, не рассказали, как. Например, Макс мог раньше подойти ко мне — и пнуть. Но он делал это не со зла, ему хотелось какого-то взаимодействия, тактильного контакта, а контактировать иначе он не умел – никто не говорил ему, что можно не пинаться, а обнять человека. И я учил его обниматься.— Вопрос выбора. — Да! О выборе мы говорим очень часто. Я хочу, чтобы он понял, что всё, что с ним происходит, — это так или иначе последствие его выбора, а значит, он сам ответственен за происходящее. При этом я не осуждаю ни один его выбор и не настаиваю на своих вариантах. Я сторонник так называемой гуманной педагогики: Щетинин, Амонашвили, Сухомлинский, Лев Николаевич Толстой — все они говорят о том, что детей нельзя ломать и навязывать им что-либо, нужно вести процесс обучения от личности ребёнка, учитывать его потребности и особенности. Именно так я стараюсь выстраивать наше общение с Максом. Мы встречаемся дважды в неделю и проговариваем всё, что случилось в его жизни за прошедшие дни и чем он готов со мной делиться. Я учу его анализировать события, наблюдать причинно-следственные связи, просчитывать возможные результаты своего поведения и в следующий раз поступать соответственно с тем результатом, который он хочет получить. Чтобы было нагляднее, мы прорисовываем каждую ситуацию — на рисунке сразу очевиден и алгоритм действий, и то, к чему приведёт тот или иной путь, тот или иной поступок.

Наталья сойнова
(Г. красноярск)

Поделиться фото

— Но, говоря ему о том, что происходящее с ним – последствие его собственного выбора, вы тем самым не внушаете ему чувство вины за то, что он находится в детском доме? Он не думает, что это тоже – последствие его «дурного поведения»?

Алексей:

Нет. Ни в коем случае. Мы говорим о выборе в конкретных жизненных ситуациях, а не о неком глобальном кармическом выборе судьбы. Но и то, почему Макс оказался в детском доме, для нас не табуированная тема. Я в целом за то, чтобы с детьми говорить на равных и честно, а не сюсюкаться и не утаивать какие-то неприятные или сложные вещи. Когда мы познакомились, Макс много рассказывал о своей семье, о маме, много плакал — чувствовалось, что ему необходимо выплеснуть эмоции. Его мама умерла, когда ему было четыре годика, он остался с бабушкой, но та в силу преклонного возраста и состояния здоровья с ним не справлялась, и в семь лет он попал в детдом. Но бабушка его навещает, забирает на выходные, на каникулы, я с ней знаком, даже был у неё в гостях, у нас хорошие отношения.

— Чем вы с Максимом обычно занимаетесь?

Алексей:

Чаще всего мы общаемся на территории детского дома. Конечно, можем и выйти куда-то развлечься. Но это, скорее, поощрение с моей стороны, если он хорошо себя ведёт. Если же он ведёт себя плохо, пусть даже мы планировали куда-то сходить, я могу ему сказать: «Извини, но в таком случае я с тобой никуда не пойду». Это дело принципа: у меня как у наставника есть определённые обязательства, но и у него как у подопечного — тоже.

И если мы договариваемся: будешь нормально себя вести — пойдём в «Планету» на аттракционы, — а он не выполняет свою часть договорённости, я не могу с этим согласиться, потому что должно быть элементарное уважение и к другому человеку, и к своему слову, которое ты дал. А что касается нашего общения в детском доме — безусловно, я помогаю ему с учебой, это тоже принципиально, и тут я предельно вредный. Макс, кстати, хочет стать археологом, и понятно, что для этого следует хорошо учиться, на что я его и мотивирую. Ну, а кроме учёбы, мы занимаемся всем, что интересно мальчишке в его возрасте: много разговариваем, не избегая самых непростых тем, делаем научные презентации о космосе, о звёздах, можем попинать мяч или поиграть на поющих чашах, которые я иногда приношу. Однажды речь зашла о йоге, я показал ему позу лотоса, рассказал о медитации, об успокоении ума, а Макс, надо отметить, очень активный, подвижный, он двух минут не в состоянии усидеть на месте, холерик по темпераменту, но тут вдруг сел в правильный лотос, начал глубоко дышать и погрузился в настоящую медитацию, стал невероятно спокойным, умиротворённым — я поразился: «Мася! Ты и таким можешь быть?!» В такие минуты, когда он открывается с неожиданной и положительной стороны, смотришь на него и думаешь, что лучше ребёнка на свете нет.

— А бывает наоборот: смотришь и думаешь, что хуже ребёнка нет? В ваших отношениях были кризисы, периоды, когда ваших сил и выдержки не хватало, когда у вас опускались руки?

—Такого не было. Повторюсь: я работаю тренером раннего плавания, а это здорово прокачивает и выдержку, и терпение. И если уж меня хватает на малышей, которых я тренирую, если меня хватает на деток с ограниченными возможностями здоровья, с ДЦП, с аутизмом, то на Макса хватает и подавно. Правда, он периодически пытается провоцировать, прощупывать мои границы, проверять, как я отреагирую. Отчасти так проявляются его сомнения и страх вновь быть оставленным, он есть у всех детдомовских детей, и они испытывают взрослых: а что, если я буду плохим — не бросишь ли ты меня?

Наталья сойнова
(Г. красноярск)

Поделиться фото

— Как вы реагируете на испытания и провокации Максима?

Алексей:

Разумеется, я на них не ведусь. Но иногда расстраиваюсь и не скрываю этого: я — человек, а человек испытывает эмоции. И это мы также обязательно обсуждаем, разговариваем. Бывает, серьёзно разговариваем. Но, как правило, пары встреч для «разбора полётов» достаточно, и после мы снова отлично ладим.

— Алексей, как, по-вашему, стиль и методы общения с подопечными у наставников-мужчин и наставниц-женщин различаются?

Алексей:

С одной стороны, да, то, о чём я говорил: умение делать осознанный выбор и принимать за него ответственность, умение держать слово — это мужские понятия и ценности. С другой стороны, мужчины, как и женщины разные, и личность всё-таки более определяющий фактор, нежели гендер. Я тоже отнюдь не зацикливаюсь на излишней, нарочитой брутальности. Я не вижу ничего предосудительного в том, что Макс может поплакать, когда ему трудно, когда у него накопились переживания и нужно снять стресс — я готов принять его слёзы, тем более, что, кроме меня, ему и выплакаться-то некому.

— А почему мужчин среди наставников так немного?

Алексей:

На мой взгляд, тут также, как во всём, корень в педагогике, в воспитании: мальчиков в современном обществе воспитывают, исподволь внушая им идею о том, что основная обязанность мужчины — работать и зарабатывать деньги, а забота о детях — прерогатива женщин. Подавляющее большинство воспитателей в детских садах, учителей в школах и, кстати, воспитателей в детдомах — женщины. Но то, что попечение о детях практически полностью возложено на женщин, конечно же, неправильно, поскольку ребёнок – и мальчик, и девочка – нуждается порою в мужской твёрдости, строгости, контроле, порою в мужской надёжной поддержке. Опять-таки по опыту своей работы могу сказать: когда на занятие по плаванию в формате «мама плюс малыш» приходят папа плюс малыш – это совершенно другое занятие и по полезности, и по эмоциональной насыщенности, дети в восторге от того, что папы с ними занимаются, но такое, к сожалению, случается редко.

— Как вы считаете, вам уже удалось стать для Максима другом?

Алексей:

Да, конечно. Поначалу он спрашивал меня: «А почему ты ко мне ходишь? А платят ли тебе за это деньги? А зачем тебе нужно бесплатно быть волонтёром?». То есть он не вполне верил в мою искренность. Но сейчас доверия с его стороны намного больше, и он больше прислушивается к моему мнению, принимает мой авторитет, а главное — я вижу плоды нашего общения: у него улучшились отношения со сверстниками, он подтянулся в плане учёбы. Хотя идеальным он, естественно, не стал. Бывает пай-мальчиком, приходишь к нему — его хвалят воспитатели, другие ребята говорят, что никаких проблем с ним не было, в дневнике — четвёрки-пятёрки. А бывает, опять идёт вразнос, его ругают, жалуются на него. Ну что поделать? Вот такой у меня Мася!

Разговоры о счастье

Наталья сойнова
(Г. красноярск)

Поделиться фото

Понравилась работа? Голосуйте за неё лайком!

Поделитесь этим материалом в соц. сетях